Герасим ("Муму")

Смотри также Литературные типы произведений Тургенева

Глухонемой от рождения крепостной крестьянин, "мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырем". Жил сначала в деревне, один, в небольшой избушке и "считался едва ли не самым исправным тягловым мужиком. Одаренный необычайной, силой он работал за четверых; "весело было смотреть на него, когда он либо пахал, либо косил и молотил..." "Постоянное безмолвие придавало торжественную важность его неистомной работе". С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту. "Отчужденный несчастием своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растет на плодородной земле..." Когда, по капризу барыни, вдруг оторвали от земли, перевезли в город и сделали дворником городского дома, он "скучал и недоумевал, как недоумевает молодой здоровый бык, которого только что взяли с нивы... и поставили на вагон железной дороги". Дворницкие занятия ему казались шуткой, и "он то останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-либо в уголок и, далеко швырнув метлу или лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь". В конце концов, однако, привык и был на диво исправным и старательным дворником и сторожем дома. Co всей крепостной челядью барского дома Герасим стал в отношения не то чтоб приятельские, а "короткие". "Он считал их за своих. Они с ним объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои точно знал, и уже никто не смел садиться на его место на застолице". Вообще, Г. был "нрава строгого и серьезного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели драться..." "Увидит, тотчас схватит, повертит раз десять в воздухе колесом и бросит врозь". "...Гусей уважал за важность и рассудительность. "Терпеть не мог пьяных" и "с негодованием отворачивался, когда мимо него неверными шагами... проходил какой-нибудь нагрузившийся человек". Отведенную ему каморку устроил по своему вкусу: все в ней было по-богатырски прочно: кровать, столик и стул на трех ножках, "да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнется". Среди дворни была девушка-прачка, Татьяна. "Герасим сперва не обращал на нее особенного внимания, потом стал посмеиваться, когда она ему попадалась, потом и заглядываться на нее начал, наконец и вовсе глаз с нее не спускал". Однажды сильно схватил Татьяну за локоть. "Глупо смеясь и ласково мыча, протягивал он ей пряничного петушка, с сусальным золотом на хвосте и крыльях..." "Насильно впихнул его ей прямо в руку, покачал головой, пошел прочь и, обернувшись, еще раз промычал ей что-то очень дружелюбно". С этого дня он не давал ей покоя. При встрече "улыбается, мычит, махает руками, ленту вдруг вытащит из-за пазухи и всучит ей, метлой перед ней пыль расчистит". Когда, как-то, "кастелянша" начала "шпынять" Татьяну, глухонемой Г. "вдруг приподнялся, протянул свою огромную ручищу, наложил ее на голову кастелянши и с такой свирепостью посмотрел ей в лицо, что та так и пригнулась к столу". Капитона за ту же Татьяну отвел в каретный сарай, "да ухватив за конец стоявшее в углу дышло, слегка, но многозначительно погрозил ему им". Татьяна притворилась пьяной. Герасим "вгляделся, уронил лопату, подошел к ней, придвинул свое лицо к самому ее лицу..." Затем "он схватил ее за руку, помчал через весь двор, и войдя с ней в комнату... толкнул прямо в комнату..." "Постоял, поглядел на нее, махнул рукой, усмехнулся и пошел, тяжело ступая, в свою каморку..."Целые сутки он не выходил оттуда и "пел", т. е., сидя на кровати и мыча, "покачивался, закрывал глаза и встряхивал головой..." Больше он не обращал внимания ни на Татьяну, ни на Капитона. Но через год, когда Татьяну увозили в ссылку за мужем, Г. подошел к ней и подарил ей красный бумажный платок, "купленный для нее же год тому назад". В этот же день он нашел барахтавшегося в тине у берега реки и утопающего щенка. Г. подхватил несчастную собачонку и "сунул ее к себе за пазуху" и поспешил домой. "Всю ночь он возился с ней, укладывал ее, обтирал и заснул, наконец, сам возле нее каким то радостным тихим сном. Ни одна мать так не ухаживает за своим ребенком, как ухаживал Г. за своей питомицей", которую назвал "Муму". Он страстно привязался к собаке, как и та к нему. Они были неразлучны. Когда, по приказу барыни, Муму в первый раз, тайно от Г., продали, он "стал повсюду бегать, искать ее, кликать по-своему..." "Он обратился к людям с самыми отчаянными знаками, спрашивал о ней, показывая на пол-аршина от земли, рисовал ее руками..." Наконец побежал долой со двора и воротился только вечером, обежав пол-Москвы. Вышел он из своей каморки только через день. "Его лицо, и без того безжизненное, как у всех глухонемых, теперь словно окаменело". Когда возвратилась Муму, "протяжный крик радости вырвался из его безмолвной груди; он схватил Муму, стиснул ее в своих объятиях". Г. начал прятать собаку, но ему объяснили, что барыня требует, чтобы Муму убили... "Г. опустил глаза, потом вдруг встряхнулся" и объяснил знаками, что "он сам берет на себя уничтожить Муму..." Через час, одетый в праздничный кафтан, он повел ее на веревочке в трактир, спросил там знаками щей с мясом и начал кормить собаку. Пока она ела, "Герасим долго глядел на нее; две тяжелые слезы выкатились вдруг из его глаз". Потом, запасшись камнями, он сел с Муму в лодку и поехал по реке за город. Г. бросил весла и сначала "приник головой к Муму", "скрестив могучие руки у ней на спине". Наконец Г. "выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму, поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее..." "Отвернулся, зажмурился и разжал руки..." В ту же ночь он исчез из города и бежал в деревню... Здесь Г. живет бобылем по-прежнему, он здоров, и могуч, важен и степенен и по-прежнему работает за четырех. Только "даже не глядит на женщин, и ни одной собаки у себя не держит".

Критика: "Природа наградила Г. силою, цветущим здоровьем, которые в свою очередь породили в нем жажду и потребность деятельности. Не зная никаких других потребностей, он вполне доволен сознанием исполненной обязанности. Когда он сделает свое дело — он чувствует себя в самом лучшем состоянии. Но человек не создан из одной положительности. Сердце, даже у глухонемого, от времени до времени предъявляет свои права и настойчиво требует удовлетворения. Любовь вследствие разных причин вышла неудачна. Тургенев не заставил, однако же, своего глухонемого прийти в бешенство и обнаружить какие-нибудь зверские наклонности. Лучше понимая глубокую славянскую натуру, автор решил, что взрыв страстей не особенно будет подходящ к ней... Решимость собственными руками утопить "Муму" указывает нам не на ошибку автора, а на желание его нарисовать нам крепкую натуру, которая должна пристыдить разных "лишних людей" активностью своего нравственного существа". [С. Венгеров. Р. Л.].